Кто-то решил превратить
Мир во фристайл.
Стоило лыжи купить –
Снег весь растаял…
Было, с утра на лыжню
Тело нацелил…
И гдя я? пластом лежу,
Вникаю в бестселлер…

Он, слава богу, не толст –
Тем и приятен.
Сбоку окно – ну холст,
Лишённый пятен.
Мутный кисель за холстом –
День уже поздний…
Дело не в том, что пластом,
Дело серьёзней.

Кто открыл – тут нам не врут –
Ящик Пандоры.
Скоро взрастут в тундре грейпфрут
И помидоры.
Вымрут тюлени, пальмы в Тюмени
Заколосятся.
Кончится нефть – можно залезть
И покачаться.

Слышу, как скажет аграрий иной:
Не возражаем!
Будем, как калифорнийцы, зимой
Мы с урожаем!
Калифорнийцам накрутим хвоста –
Просто, чтоб знали.
Пусть они плачут, считают до ста,
Молятся Кали.

Кали как раз будет за нас –
Здесь веселее.
Мы будем грызть свой ананас,
Листать бестселлер.
Под солнцем таким загорать, какого
Сейчас и в горах нет.
Внуки придут, спросят сурово:
«Чем это пахнет?

Как писал классик, «что это, мул
Сдох у вас, что ли?..»
И вот я лезу, подставив стул,
На антресоли,
Шарю рукою в темноте,
Выше и ниже,
И достаю с антресолей те
Самые лыжи,

Что сдуру купил после последнего
Снегопаденья.
Снег тот растаял, и больше нет его.
Я и крепленья
К ним привинтить не успел –
Право, не лох ли?
Так и лежали они без дела,
Пока не сдохли.

И так мне жалко стало тех лыж,
Снега и тройки,
Что я бестселлер, словно пыж,
В жерло помойки
Заколотил, воспрял ото сна,
Как тот, из сказки,
И подошёл к холсту окна,
Взяв холст и краски,

И на холсте изобразил
Очаг и чайник.
Сам гр. Толстой не возразил
Бы, будь он начальник.
Не потому, что «мир – театр,
Люди – актёры»,
А потому, что уж и декабрь
Кончится вскоре,

И будет Новый год, конфетти
И я во фраке.
И хоть умри, но начерти
На окнах знаки.
Обычай этот нам не понять,
Но плох мир без правил.
Так не снежинки же рисовать,
Когда снег растаял!

…Пока в душе стихотворились
По лыжам поминки,
Вечер настал, и закружились
В танце снежинки.
Кто-то решил, что снегу – быть!
И извинился.
Стоило чакры открыть –
Мир изменился…