Мне судьба — до последней черты, до креста
 Спорить до хрипоты (а за ней — немота),
 Убеждать и доказывать с пеной у рта,
 Что не то это вовсе, не тот и не та,

 Что лабазники врут про ошибки Христа,
 Что пока ещё в грунт не влежалась плита.
 Триста лет под татарами — жизнь ещё та:
 Маета трёхсотлетняя и нищета.

 Но под властью татар жил Иван Калита,
 И уж был не один, кто один — против ста.
 {Пот} намерений добрых и бунтов тщета,
 Пугачёвщина, кровь и опять — нищета...

 Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —
 Повторю даже в образе злого шута.
 Но не стоит предмет, да и тема не та:
 Суета всех сует — всё равно суета.

 Только чашу испить — не успеть на бегу,
 Даже если разбить — всё равно не могу;
 Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
 Не ломаюсь, не лгу — всё равно не могу;

 На вертящемся гладком и скользком кругу
 Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
 Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
 Потерплю — и достойного подстерегу.

 Передам — и не надо держаться в кругу
 И в кромешную тьму, и в неясную згу.
 Другу передоверивши чашу, сбегу!
 Смог ли он её выпить — узнать не смогу.

 Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
 Я о чаше невыпитой — здесь ни гугу, 
 Никому не скажу, при себе сберегу, 
 А сказать — и затопчут меня на лугу.

 Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
 Может, кто-то когда-то поставит свечу
 Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
 И весёлый манер, на котором шучу...

 Даже если сулят золотую парчу
 Или порчу грозят напустить — не хочу!
 На ослабленном нерве я не зазвучу —
 Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!

 Лучше я загуляю, запью, заторчу,
 Всё, что ночью кропаю, — в чаду растопчу,
 Лучше голову песне своей откручу —
 Но не буду скользить, словно пыль по лучу!

 ...Если всё-таки чашу испить мне судьба,
 Если музыка с песней не слишком груба,
 Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —
 Я умру и скажу, что не всё суета! 

1977