Белый глаз диода освещает тонель,
пронизывающий ветер заменил здесь метель.
Несколько дней в пути, в руках АКМ,
подземные лабиринты, с заглавной "М".
Верили политикам, а богов умоляли,
но надежды и мечты на детонаторах стали нулями.
Нас удаляли бомбами точно в цель,
будто бы мы вирус, а планета диск "С"

За нами следит владыка тоннелей

Дети не видили неба над каменными сводами,
оно осталось за асфальтом и грунтовыми водами.
Обрывки газет из тоннелей ветром,
теперь границы на посту за трёхсотым метром.
Смотки проводов, слепые черви
навсегда въелись в стены коридоров чернью.
По параллельным, за станцией станция,
через пару дней я буду на границе "Ганзы".
А там грибы, чай и совет старших,
они решат куда я двинусь дальше.
Я устал и не слышу о чем они говорят,
мне нужны только патроны и батарейки для фонаря.

Секунда для вдоха, две для выдоха,
отступать некуда, позади ВДНХ
Завтра утром они почувствуют смерть
нутром, я не оставил последней патрон.

Мы просто мысли в чей-то больной голове.
Нехватка кислорода, в ткани мозга и привет.
Чья-то игра в которой, мы все марионетки,
раньше воевали страны, теперь ветки.
Гул, готовый в любую секунду свести с ума, поменяв полюса -
это реквием, белых детей апокалипсиса.
Завтра вылазка в библиотеку, помни где мы.
Там наверху уже другие аборигены,
эти твари умеют дублировать голоса,
ни в коем случае не смотри им в глаза.
Они готовы сожрать тебя заживо без майонеза,
прежде чем успеешь скинуть приклад "Винтореза".
А на соседней ветке, по центрам,
куда пожоще концерты.
Биологическая дрянь, отпущенная погулять без рецептов,
плотоядная плоцента.
Завтра мы будем в Останкино, на башне,
окидывая взглядом каменные башни.
Дворов Москвы, потерянный рай душным летом,
завтра снова взлетят ракеты.

Секунда для вдоха, две для выдоха,
отступать некуда, позади ВДНХ
Завтра утром они почувствуют смерть нутром,
я не оставил последней патрон.