(Ой-ей, мама-мама, 
меня ты поморозила.) 

Когда я был маленький, злой дебил, 
за моей спиной стоял огромный мир. 
Казался тенью от моих волос, 
и дышал мне в темя, как теплый пес. 
Но пришел черед и для моих работ, 
я стал теперь другим наоборот, 
и вот мои друзья — Таракан и Лев, 
мы сидим на кухне меж пьяных дев, 

но, что ни ночь, то круче цены на кир, 
но зато самый воздух горит, как спирт, 
и мы пьем его каждый день и нам каждый день мало. 

(мало) 

И наши руки-ноги-головы лежат в кустах, 
и над нами наши дети не ставят креста, 
я молчу о звезде, мы не стоим звезды, 
но когда Архангел трубит отбой — 

 — Хей, бой! 
 — Молодой человек! 
 — Хей, бой, хей, бой! 
— Человек не такой уж молодой. 
 — Хей, бой! 
 — Совсем не молодой человек. 
  — так вот, когда он трубит, 
мы все-таки смотрим вверх. 

(Ой-ей, мама-мама, 
меня ты поморозила.) 

Через десять дней сюда придет весна, 
на губах затеплится вкус вина, 
побудь со мной, поговори со мной. 
 — Не все же только нам бухать, о бедный ангел мой. 

Я был выбелен белым как белый снег. 
 — Он был выбелен белым как белый дым. 
Таким белым белым белым как белый цвет. 
Таким белым, что стал уже почти седым. 

 — Содом. 
 — Монумент не опустит весла. 
 — Весна 
 — тебя довела до угла, 
и мы стоим на углу, 
и весь мир имеет форму стакана. 

И какая-то баба, раскрыв крыла, 
пролетает над нами, как смерть бела, 
и мы смотрим вниз, вниз, вниз, вниз, 
но когда Архангел трубит отбой — 

 — Хей, бой! 
 — Молодой человек! 
 — Хей, бой, хей, бой! 
  — Человек не такой уж молодой. 
 — Хей, бой! 
 — Совсем не молодой человек. 
  — так вот, когда он трубит, 
мы все-таки смотрим вверх. 

(Мы смотрим вверх-вверх, 
мы смотрим вверх-вверх. 

Ой-ей, мама-мама, 
меня ты поморозила. 
Ой-ей, мама-мама, 
меня ты поморозила.)