Как-то в мельницу невысокую,
Ту, где нечисти по крыла,
Емельяна, пьянчугу горького,
Тропка пьяная завела.
Он и в трезвости был отчаянный,
А попьяни совсем беда.
Стал стучать и орать хозяину:
«Добру молодцу выпить дай!»
Вышел мельник с руками грязными:
«Заходи, брат, тебе сюда!»
Ухмыльнулся глазами разными,
А с кафтана на пол вода.

А Емеле не до веселия –
У него набекрень душа,
У Емели беда – похмелие,
Ему бы четверть ковша.

Подносил мельник чару ладную.
"Пей, - смеясь, говорил, - до дна!"
Пил Емеля глотками жадными,
Да не убыло в ней вина.
Спрятал мельник ту чару бережно
И сказал, уходя в зарю:
«Мех зерна за неделю смелешь мне,
Я ее тебе подарю».
Ой, сколько прыти взялось у пьяницы!
Хмель ушел, потерялся стыд.
Носит, мелет, пыхтит, старается,
А в ушах его смех стоит.

А Емеле не до веселия –
У него не помелен мех.
Мели, Емеля, твоя неделя!
Мели, Емеля, на всех!

Всю неделю Емеля маялся,
Ведь казалось, всего делов.
Да зерно в меху не кончается -
Как и в первый день, до краев.
А впрочем, к вечеру, в воскресение
Чару мельник в ладонь вложил:
«То тебе, Емельян, за рвение.
Так и быть, держи, заслужил.
Да без обману тут! Будь уверенный!
Я обманывать не люблю.
А грехом, тобою намеленным,
Я теперь весь мир накормлю».

А Емеле не до веселия –
Как осиновый лист, дрожит.
Сам Емеля в сознанье еле,
Едва от ужаса жив.

Но прошло наважденье темное,
Старой мельницы след простыл.
Поднял он свою чару полную,
Да о камни ее разбил,
И, крича сумасшедшим голосом,
Кулаком не жалея лба,
На висках выдирая волосы,
На колени Емеля пал.
Рвал рубаху свою убогую
И молился куда-то вверх,
Умываясь слезами горькими,
А в ушах его таял смех.

А Емеле не до веселия –
У него не отмолен грех.
Моли, Емеля! Колени в землю!
Моли, Емеля, за всех!

Это небыль или быль,
Я по дурости забыл.
Сказка ложь, да в ней намек,
Добру молодцу… налей!