Ехали казаки, во широком поле. 
Ехали казаки сорок тысяч лошадей. 
И покрылся берег, и покрылся берег 
Сотнями порубанных, пострелянных людей. 

Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 

А первая пуля, а первая пуля, 
А первая пуля, в ногу ранила коня. 
А вторая пуля, а вторая пуля, 
А вторая пуля, дура, ранила меня. 

Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 

Жинка погорюет, выйдет за другого, 
Выйдет за другого, забудет про меня! 
Жалко только волюшку, да широко полюшко, 
Жалко мать-старушку, да буланого коня! 

Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить. 

Кинулась тачанка полем на Воронеж, 
Падали под пулями, как под косою рожь. 
А у тачанки сзади надпись: "Не догонишь!", 
А под дугою спереди – "Живыми не уйдешь!" 

Тело мои белое, сердце моё смелое 
Коршуны да вороны на части расклюют. 
Не казнись, мамаша, что взяла не наше: 
Скоро ли подстрелят, да когда еще убьют! 

Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить! 
Любо, братцы, любо, любо братцы жить! 
С нашим атаманом не приходится тужить!