Мнительность - это подозрение, что соседи не умеют пользоваться газом, и рано или поздно ты с ними взлетишь на воздух. Ипохондрия - вспоминаешь во время еды, что руки не мыл, а до этого днём ими трогал тьму ручек в метро, перил в переходах, ипохондрия - это когда едешь в другой город, рассчитываешь подхватить что-то худое, не дождаться, умереть до приезда скорой.
Природа меня эксплуатирует, я ей что-то должна, и, родись я на 3-4 века раньше, валить бы мне сахарный тростник в колонии, побрякивать в Сибири кандалами за убийство барина. Эксплуатирует меня нахально. Когда я собираюсь сбежать в небытиё, она - не катаньем, так мытьём, кричит так злобно и страшно: Стража, стража! И мне приходиться мучаться дальше.
Холодного крана холодный расчёт, мерно вода по трубам течёт. Продали Иосифа и тебя продадут. Что говорить, упал на нож, таак нелепо. Окочурилась, околела, губы белые, лицо зелёное, нет силёнок. Перевернулась на новый бок, встречаю расплату, она в дверях, она неряха, но ты встречай. Сколько лет ты пропускал через желудок мир, теперь, пожалуйста, умри. 
Спичка горит с головы. Принесите, дайте воды. Пьёт меня, как сок с берёзы. Боль становится серьёзной, пишу, чтобы хоть как-то отвлечься, тело вздыбилось на кровати - хватит-хватит-хватит, боль опускается ниже, даже если блевать не уходит, ну, специалисты своих областей, куда деваться теперь неврастенику? Лежу с открытым ртом, в потолок втыкаю.
Бедность разъебала лиру в щепки, подбросила их в огонь печи, покормила. Для пессимизма нужно быть только честным перед людьми. Пакеты с мусором, бомжи, и то и другое, им спокойно, я - в большинстве: глохну, слепну с годами как все, не различаю дали совсем. Сидят в теплой комнате, горя не знают и скатерть постелили...
Вошла с фонарём во мрак твоей комнаты, указала на тени вещей, на наскальную живопись на стенах пещеры. Это всё, что у меня есть. Если завтра прикажут умирать или собирать в дорогу вещи на вынужденный переезд - это всё, что у меня есть. Кладёшь горемычную голову мне на плечо, всё меняется, всё течёт, и разница меж нами только в том, что ты мечтаешь о лете зимой, а я не мечтаю.
Этой ночью, в пятницу, музыка, ориентир - луна, лезут в душу знакомые, осторожно, ползком, выдворяя. Намотала кругов по трижды проклятой местности - ничего не нашла. Живи как знаешь - к этому ничего не добавишь. Живи как знаешь.
Мы здесь просто постольку, поскольку. Темно - хоть глаз выколи. Мы здесь потому, что привыкли много читать, много писать. Будем обязательно, не покладая рук, будем жить гордо и по совести, у меня закрываются глаза, таблетки с блистера, спрашивают о способности на самоубийство, я отмахиваюсь, "фен" не очень помогает, от него только сон.
От стены отстали от сырости обои. Постоянно может быть одно плохое. На дверь учителю укажут ученики. Я знаю, что будет дальше, сколько скинут завтра с цен, какой процент погибнет в автокатастрофах. Скреби черепушку до крови, се ля ви, книги в горло не лезут, квартиру вырвало, и вот я на улице, зашла во сне в магазин, а там одна водка, да пиво. Собрала вещи засветло, направилась домой по шпалам, любовь споткнулась, разбила лоб, обиделась, ушла. Открываю бар, достаю вино, мой бар ли, штоф, на сегодя - шкаф, я прячу в нём как дорогое самое спиртное от лишних глаз, от лишних вас. Если довести до последней откровенности, попробовать копнуть глубже, остается при мне одна ценность, да и та - лежать лучше. Представляете, на что способен прах: подшитая стопка бумаг, мерзкая жизнь в складках халата. Вглядишься - увидишь. Нет радости курить в окно, глушить, закрывшись в комнате, полусладкие, полусухие, скверна, морока, дыра, ничего общего, поговорите на мёртвом латинском, постарайтесь быть искренними всеми правдами и неправдами, стихами Бродского и Данте.
Много ли водопровод поправит? Много ли косноязычным языком от поэзии присовокупить к тому, что причиной на бесцельное сущестсвование, мыслящие, мучающиеся разные индивиды, разорвут, психологи сошьют, сошьют нам ласковые цепи из крапивы. Учись и не пей - сказал Достоевский. Учись и не пей, нельзя. Не дай увидеть