Без году неделя, мой свет. 22 смс назад мы еще не спали. 40 — даже не думали. А итог —  
вот оно и палево, мы в опале, и слепой не видит, как мы попали и какой в груди у нас кипяток. 
Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены. 

Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька;  
август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка;  
время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка;  
два щенка, что, колечком свернувшись спят на изумрудной траве, сомлев от жары уже;  
все, что до — сплошные слепые пятна, я потом отрежу при монтаже. 

Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку:  
вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы всё случилось по трезвяку;  
между джинсами и футболкой полоска кожи, мир кренится все больше, будто под ним домкрат;  
мы с тобой отчаянно непохожи, и от этого все забавней во много крат;  
волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом, в голове бурлящий густой сироп;  
думай сердцем — сдохнешь счастливым старцем, будет что рассказать сыновьям за дартсом, прежде чем начнешь собираться в гроб. 

Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид.  
Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит.  
Я планирую пить с тобой ром и колдрекс, строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс;  
что до тех, для кого важнее моральный кодекс — пусть имеют вечный оральный секс. 

Вот же он ты — стоишь в простыне как в тоге и дурачишься, и куда я теперь уйду.  
Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду.